Александр Листовский - Конармия [Часть первая]

Бойцы зашевелились, освобождая кому-то дорогу. К тачанке торопливо шел Иван Ильич.

— Назаров, черт, вернулся-таки? — крикнул он весело. — Добре! А ведь это я знал. Не думал только, что так быстро вернетесь.

У Назарова потемнело лицо, он опустил голову.

— Виноваты, командир, — тихо сказал он. К сердцу Ладыгина подступила теплая волна.

— Ну? А я и не серчаю, — сказал он, улыбаясь. Казак поднял голову, взглянул на командира эскадрона и порывисто шагнул к нему.

— Ну, давай уж! — сказал Иван Ильич, широко разводя руки.

Они крепко обнялись.

Наступившая тишина прорвалась буйными криками. Буденновцы подхватили Ладыгина и Назарова на руки. Под веселый гул голосов и крики «ура» они высоко взлетали в воздух.

Когда Назарова поставили на ноги, он благодарно оглядел близстоявших бойцов и ударил себя в грудь кулаком.

— Ну, братва, жизню отдам! — проговорил он вдруг дрогнувшим голосом.

Он хотел еще что-то сказать, но только всхлипнул и быстро провел рукой по глазам.

Отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, пожимая десятки рук, Назаров ощущал, как большое и радостное чувство все сильнее охватывало и заполняло его. Слезы застилали глаза, и он, как в тумане, видел вокруг улыбающиеся лица товарищей.

— Станица, здорово! — послышался знакомый голос Харламова.

— Степан! Здорово, братуха! — вскрикнул Назаров, дружески похлопывая приятеля по плечу.

— Ну, как мои там? — спросил Харламов. — Мать, отец — живые?

— Слава богу. Живут. Поклон посылали.

—. Ну, в час добрый! — Харламов огляделся и, увидев, что бойцы совсем затормошили прибывших, весело крикнул: — Ребята, да не тяните вы их за душу! Нехай отдохнут! Разбирай гостей по квартирам!

Шумно разговаривая, конармейцы гурьбой повалили по улице.

— Ты с кем на квартире, Степан? Или один стоишь? — спрашивал Назаров, когда они, свернув у церкви, стали спускаться к мостику, переброшенному через канаву.

— А мы с Лопатиным да с новеньким встали.

— Что, пополнение прибыло?

— Нет. Доброволец. Вчера до нас поступил. В этой халупе стоим, — показал Харламов на маленький домик под соломенной крышей.

Он оглянулся, подозвал шедшего позади них Митьку Лопатина и, шепнув ему что-то, легонько толкнул в спину. Обгоняя бойцов, Митька рысцой затрусил через мостик…

Назаров вошел во двор первым. У телеги перебирали сено расседланные лошади. Тут же на жердях лежали поверх потниками седла. На сложенных у плетня бревнах сидел Сидоркин. На этот раз он был в желтых ботинках с блестящими крагами, снятыми им вместе со штанами с какого-то иностранного консула еще при вступлении в Новороссийск. Подле него стоял новый «доброволец» Афонька Кривой. Они, видимо, только что беседовали и теперь, подняв головы, молча смотрели на вошедших.

— Здорово, братва! — произнес Назаров, бросив на Афоньку изучающий взгляд.

— Сидоркин! — окликнул Харламов.

— Ну?

— Взводного видел?

— А что?

— Так тебя с назначением? Сидоркин молча сплюнул сквозь зубы. Назаров шагнул на крыльцо и вошел в хату.

— Энтот и есть новенький доброволец? — спросил он у вошедшего вслед за ним Харламова.

— Он самый.

— Ну и личность у него! Страшный урода на четверть! А глаз-то будто штопором вынутый. Кто он такой?

— От Шкуро пострадавший. В плену был. Говорит, пытали его. Комэск документы смотрел. С восемнадцатого года на службе.

— Ну, ну. Все может быть…

Назаров вынул из кармана кисет и стал свертывать папиросу.

— Погоди, Василий, курить. Зараз будем обедать, — сказал Харламов. — А где ж наша хозяйка? Пойду посмотрю.

Он быстро направился к двери, но в эту минуту в сенях послышались шаги, и в хату вошла давешняя черноволосая девушка. Следом за ней появился Афонька-Кривой.

— Вот и наша хозяюшка, — приветливо улыбаясь, сказал Харламов. — А ну, лапушка, собери-ка нам- пообедать.

Девушка подошла к печке, вытащила ухватом большой чугунный котел и поставила его на середину стола.

— Сидайте, товарищи, — певучим голосом пригласила она, доставая из шкафчика миски и ложки.

Бойцы шумно расселись.

— Братцы, давай кто разливай, — сказал Назаров, принимая из рук девушки хлеб.

— Давай уж я разолью, — предложил Афонька Кривой.

— Ребята, погодить бы надо, — сказал Харламов, нетерпеливо поглядывая на дверь.

В эту минуту кто-то взошел на крыльцо, послышались торопливые шаги, и в хату вошли Кузьмич и Митька Лопатин.

— Никак опоздал? — тяжело отдуваясь, спросил Кузьмич, подходя к столу и вытаскивая из кармана бутылку. — Вот, ребята, полгода берег. Факт! Будто знал, что представится случай, — торжественно объявил он, ставя бутылку на стол.

Лопатин взял бутылку, посмотрел на свет и с опаской сказал:

— Ого, братцы, от такой штуки конь упадет.

— А казак повеселеет! — улыбаясь, подхватил Назаров. — А ну, красавица, дай-ка нам кружки.

— Дымка, что ль? — спросил Афонька Кривой, косясь на бутылку.

Кузьмич презрительно фыркнул.

— Дымка! Спирити вини ратификати называется. Понимать надо! Факт!

Харламов разлил всем, добавил из кружки воды, встал и густо откашлялся.

— Ну, братва, — начал он, держа в руке щербатую чашку, — как служил я в Питере в лейб-гвардии казачьем полку, так там офицеры на банкетах тосты поднимали. Зараз я свой тост подниму. За победу! За то, чтоб всему трудовому народу хорошо жилось на свете!

Он поднял чашку, опрокинул ее в рот, крякнул, сплюнул и опустился на стул.

Вдали послышались тонкие звуки сигнальной трубы.

— А ну, братва, навались! Седловку играют, — сказал Харламов, подвигая миску поближе. — Чего же ты не пьешь, Василий?

— А что? Я один остался? — Назаров взял чашку. — Ну, дай боже, чтобы оно насквозь прошло и не возвращалось!

Наступившую тишину нарушал лишь дружный стук ложек. Афонька жадно хлебал, отдуваясь и громко отрыгивая.

— Ишь зарыгал! Тишком не можешь? — сердито сказал Харламов. — У людей аппетит отбиваешь.

— Это из него серость выходит, завтра барином будет, — усмехнулся Митька Лопатин.

Снаружи послышались шаги. Харламов посмотрел в окно.

— Взводный идет, — сказал он вполголоса. — Давай, ребята, скорей.

Сачков подошел к хате, вскочил на завалинку и заглянул в окно:

— Обедаете? Ну, ну… Только чтоб через пять минут были готовы…

Стоя на стременах, Климов трубил сбор.

Харламов привычным движением накинул седло и повел со двора игравшую лошадь. Следом за ним вышел Лопатин.

— Ишь, леший, надулся! — кричал Афонька Кривой, ударяя кулаком по сытому брюху саврасого жеребца.

Он с силой дернул подпругу. Жеребец прижал уши, оскалился, изогнувшись щукой, мотнул головой.

— Но, но! — крикнул Афонька. — Я те кусну… Наел пузо, идол…

Конский топот, замирая, удалялся к окраине. Издали доносился припев старинной запорожской песни:

Афонька прислушался, накинул поводья на плетень и вбежал в избу. Не обращая внимания на девушку, которая, стоя у стола, перетирала посуду, он с деловым видом подошел к стоявшему у стенки сундуку, присел и вынул из кармана отмычку.

— Товарищок, та шо ж вы робите? — метнувшись к нему и прижимая руки к груди, вскрикнула девушка.

Афонька сверкнул на нее глазом.

— Не мешай, ну? — Он помолчал и глухо добавил: — А скажешь кому — жизни не будет! Встань здесь и замри!

Афонька открыл замок и, сделав усилие, поднял тяжелую крышку.

— Где твой батька гроши ховает? — спросил он у девушки. — Ну, говори! А не то… — Афонька с угрожающим видом потянул из-за спины карабин.

Позади него скрипнули половицы.

Он рывком оглянулся.

В открытых дверях стоял Харламов.

— Молись, гад! — сказал он, вынимая револьвер из кобуры.

Афонька, держа в руках карабин, в упор смотрел на него.

— А тебе что, больше всех нужно? — спросил он придушенным голосом.

— Выдь с хаты!

— Не пойду!

— Ну?

— Не запряг, не понукай!

— Иди! Застрелю! — Харламов поднял револьвер.

Сжавшись всем телом и не спуская с Харламова острого, как сверло, взгляда, Афонька стал крадучись пробираться к дверям.

Следя за каждым его движением, Харламов медленно повертывался. Он успел вовремя отшатнуться: грянул выстрел, пуля ударила позади него в стенку.

Афонька бросился вон, выскочил в сенцы и захлопнул за собой дверь.

Хватаясь за щеколду, Харламов услышал дикий крик во дворе, потом там кто-то упал и забился.

Он выбежал из хаты.

Назаров и Афонька, сцепившись друг с другом, тяжело и хрипло дыша, катались, грузно обминая траву.